Так-то Господь, конечно, всемогущ и един. Вернее, триедин. И с этим в Средние Века, не стал бы спорить ни один разумный человек. Еще со времен принятия Римом новой веры, всем христианам было понятно, что Бог в величии своем может обнять всю Ойкумену. Но люди не так совершенны, как их Создатель, и одной только силой веры им хватает далеко не всегда. И вот для того, чтобы нести далее Его слово, и появилась в землях империи Церковь.
К первой половине IV века, став государственной религией Рима, христианство действительно чувствовало себя отлично. Один за другим падали идолы местных богов, побежденных римской торговлей, акведуками и лучшими в мире дорогами. А местные племена, видя, как сильны и богаты пришельцы, очень скоро забывали своих старых покровителей и склонялись перед единственно веной религией. Ну а кто упорствовал без меры, тому помогали римские легионы. Все становится лучше, если в это добавить немного римских легионов. Даже вера.
В общем, примерно к концу IV века конкурентов у христианства в землях Вечного Города, по большому счету не осталось. И, казалось бы, ну какие могут быть проблемы у новой религии, что буквально за полвека смела все местные верования? Она была молода и сильна, а пастыри ее, все еще не погрязшие в пороках и мелких склоках, готовы были идти едва ли не на край света, чтобы спасти каждую заблудшую душу. И все у нее было хорошо. Но это только казалось.
Империя росла, легионами двигая свои границы на север, восток и юг, и следом за ними шли священники. С каждым годом земель, где люди, отринув старых богов, поклонялись кресту, становилось все больше, а значит, управлять паствой становилось все сложнее. Требовалось строить церкви, монастыри и приходы, учить священников, собирать церковный налог, зарабатывать на существование, производя неисчислимое количество товара, вести научные исследования и делать множество других дел, к вере отношения, в общем, не имеющих. А главное, за всем этим нужно было следить.
Второй большой проблемой христианства стал человеческий фактор. Вытесняя множество местных религий, оно поглощало их и видоизменялось согласно местным обычаями, превращая старых богов в святых и мучеников, а языческие обряды - в свои церковные праздники. И стоило от такого вот взаимного проникновения отвернуться хотя бы на секунду, оно могло превратиться в такое, что при взгляде на новую версию старого доброго христианства вздрагивали даже видавшие виды святые отцы.
Одним словом, проблем у победившего христианства меньше не стало. И единый центр, опираясь на все еще не очень продвинутую связь и логистику поздней античности, справлялся с ними не то чтобы очень хорошо. Приказы, распоряжения, люди, деньги и книги шли настолько небыстро, что из Рима, например, к самым дальним восточным границам их можно было и вовсе не посылать.
Потому что к моменту их прибытия, пограничная провинция могла стать провинцией внутренней. Ну, или снова оказаться в руках противника. Там мог вспыхнуть огонь мятежа, восстание рабов, из леса могли выйти волхвы. Да мало ли что могло случиться. В общем, уже к первой половине III века стало очевидно, что растущей империи нужно два центра. Причем как светского, так и религиозного управления. И такими центрами стали Рим и Константинополь.
Церковные институты, сформировавшиеся со временем вокруг Верховного понтифика в Риме и Константинопольского патриархата, долгое время крайне успешно работали вместе. И получалось у них, нужно сказать, очень неплохо. Их эмиссары стали не просто быстрее появляться в землях, где требовалось их присутствие. Главное было даже не в этом. Они значительно лучше знали местную кухню, потому что были чаще всего в том или ином виде местными. Ну, или ближайшими соседями местных жителей.
Все же случавшиеся иногда теологические споры, два новых центра силы отлично решали в публичных дискуссиях. Ну или, в крайнем случае, когда решение было совсем не очевидно, проводя большие соборы, на которые собирались лучшие богословы, способные договориться практически обо всем. И длилось все это благолепие до самого 395 года, когда император Феодосий, так и не сумев выбрать наследника, разделил Империю на Восточную и Западную, отдав их своим сыновьям Гонорию и Аркадию.
И несмотря на то, что разделение было, в общем-то, формальным, и династия Феодосиев продолжала править империей, для церкви изменилось очень многое. Теперь у каждой из них был свой император, а значит, и своя аристократия, требующая строго индивидуального подхода. Нужно было встраиваться в новый императорский двор, а главное - выстраивать новые связи на землях, где находились их церкви и монастыри. И не то чтобы два центра веры и науки Римской империи стали больше друг с другом конкурировать, вовсе нет. Просто они сделали первый шаг к разделению, став с экономической и политической точки зрения двумя разными силами. Хотя это была все еще одна и та же церковь.
А потом пришла беда. Великое переселение народов, подобно горной лавине пронеслось по Европе, сметая на своем пути племена и государства, и уперлось в Вечный Город, который хотя и переживал не лучшие свои времена, но сдаваться без боя точно не собирался. Тем более, что на его стороне, кроме легионов, сражался сам Господь, вернее, верные Его служители. И вот у них противостоять вторжению с востока получалось значительно лучше, чем у всех римских полководцев вместе взятых.
За полвека до падения Вечного Города народ везиготов принимает христианство и выступает союзником Рима в Битве на Каталаунских полях. В конце IV века начинают христианизироваться франки, ставшие чуть позже лучшими воинами легионов позднего Рима, а следом за ними и лангобарды. И это была бы величайшая победа. Вот только предел прочности Римской империи был достигнут еще раньше, и она рухнула, похоронив под своими обломками не только весь Римский мир, но и большую часть западного христианства.
И, казалось бы, случилась трагедия. Но только не для церкви. Хотя и не уничтоженная, но очень ослабленная варварами Западная церковь, построенная вокруг Верховного понтифика, потеряла контроль над большей частью христианских земель, где недавно еще проповедовали латинский обряд христианской веры. А значит, эти земли, ну не все, а самые легкодоступные и богатые, можно было взять под свое крыло. Никто не рвался нести Никейский обряд в холодные земли франков и в горы Вечного Севера, что вздымались к небу в далекой Британии. А вот Балканы, Сицилия и Восточная Европа были интересны чрезвычайно.
Ну и, конечно, ослабевший Рим перестал быть хоть сколько-нибудь влиятельной силой в вопросе богословия. Не до того было. Находились дела поважнее. Например, просто выжить. Оставшиеся же без строгого присмотра местные общины немедленно начали ударяться в различные ереси, трактуя Писание, как им казалось верным. И сделать с этим Верховный понтифик ничего не мог. Ему просто не хватало ни сил, ни авторитета.
Зато у Константинопольского Патриархата с авторитетом все было отлично. И он, пользуясь тем, что все осознавали необходимость борьбы с мелкими христианскими культами, уже чрезвычайно отклонившимися от генеральной линии партии, чем дальше, тем больше укреплял свою власть. Причем не только в своих землях, но и в начавшей понемногу приходить в себя варварской Европе.
И хоть как-то противодействовать своему старшему уже по факту брату, римское латинское христианство, в общем-то, не могло. После падения Рима в землях Ойкумены по факту оставалась единственная великая сила - Восточная Римская Империя, что скоро станет Византией. А значит, и вера во всем христианском мире должна быть одна. И центр ее находится на востоке.
И снова казалось, что все более-менее успокоилось. Византийское христианство занялось своими важными вещами. Нужно было проповедовать, изучать благодать Господа и естественные науки, спасать человеческие души и заниматься множеством других важных и полезных вещей. Но все, конечно же, в опять встало с ног на голову. И в этот раз причиной перемен стали те самые варвары, которые с какой-то поистине удивительной настойчивостью стали строить на обломках Вечного города свои новые королевства.
Давно поняв силу и выгоду христианства, франки, готы и лангобарды, начали объединять племена и народы в единые государства, укрепляя не только свой трон, но и церковь, что окормляла варварских королей и новую аристократию. Нейстрия, Австразия, Бургундия, Аквитания, Королевство везиготов. Все эти государства все еще не могли даже в самых своих смелых мечтах сравниться с Византией. Но это была уже вполне себе реальная сила, с которой необходимо было считаться. А значит, росло и могущество церкви и Папы, что занимали в иерархии "варварских королевств" далеко не последнее место.
В конце же VIII века, основательно новой династии Карл Мартелл, остановив арабское вторжение под Пуатье, и вовсе собрал в единый кулак земли франков, после чего передал величайшее европейское королевство своему сыну и внуку. Внук же его, которого очень скоро стали называть Карлом Великим и Императором Запада, и вовсе возродил Империю. Впрочем, ненадолго. Но, как бы то ни было, к началу IX века Западная Европа из заснеженного и никому не интересного глухого угла мира снова начала превращаться в один из центров силы.
Новые королевства, чьи рыцари и монархи исповедовали Латинский обряд, к этому времени уже заметно отличающийся от Никейского, возвращали себе земли бывшей империи, и за их армиями снова шли священники, поясняя тем, кто не совсем правильно верил, как верить нужно. Ну и заодно указывая точный адрес, куда необходимо засылать церковную десятину. И вот примерно в этот момент и был сделан первый шаг к Великому Расколу.
Официально причиной первого большого конфликта была претензия Папы Римского к законности избрания патриарха Фотия главой церкви. Но фактически папству было тесно в рамках Северной Европы. Верховный понтифик давно уже был могущественнее любого из архиереев христианской церкви, но подняться выше был не в состоянии. Патриархат бы его совершенно точно не поддержал. Зато он мог прирасти землями, а значит, и паствой, а значит, и церковными иерархами, которые будут поддерживать именно его. И очень удачно получилось, что именно в этот момент на Балканах наметилась очередная заваруха, к которой латинские священники немедленно присоединились.
По результатам очередной, неизвестно какой по счету кровавой резни за власть и корону, часть балканских земель отошла к европейским королям, а значит, и к Римской церкви. И это, нужно сказать, крайне расстроило Вселенский Патриархат. Папе указали на его неправильное поведение и нарушение VII канона Вселенского Собора. Впрочем, Великий Понтифик сделал вид, что не расслышал, и вновь поставил вопрос о законности избрания Фотия на должность главы Церкви. Поняв, что переговоры, кажется, зашли в тупик, Патриарх не стал обострять и без того неприятную ситуацию. Он смирился с потерей части балканских приходов, но ничего не забыл.
Прошло еще сто лет. Время естественным образом поменяло глав христианских концессий, успокоив их горячий спор о вере, землях и пастве. Весь X век Папство и Вселенский Собор снова работали вместе, и все у них снова было неплохо. Вот только это самое неплохо продолжалось совсем недолго. К XI веку нормандская аристократия, которой не досталось земель в завоёванной Британии, двинулась на юг и, в общем-то, без особенных сложностей захватило Сицилию и Южную Италию - территории, которые уже четыре века как пребывали в Никейской вере. После чего, как истинные дети христианской церкви, привезли с собой священников - латинян, что были их наставниками уже долгие годы.
И вновь, как это бывало уже не раз, новая вера, пришедшая с военной элитой, в мгновение ока распространилась и на податное население, лишая Константинополь церквей, монастырей, а главное - паствы. И вот это уже Папе никто прощать не намеревался. Юг Италии и Сицилии был крайне важным с торговой точки зрения местом, а значит, земли эти были очень богаты. Но дело было даже не в богатстве. это был форпост Никейства в Западных землях. И теперь он был потерян.
Традиционные отсылки к VII канону Вселенского Собора Папа также традиционно проигнорировал. Открытые письма, призывы к дискуссии и претензии к изменившемуся за долгие годы самостоятельного развития латинскому обряду были так же проигнорированы. Римская церковь, руками окормляемой ей нормандской аристократии получила богатейшие земли и уступать их коллегам по нелегкому церковному ремеслу не собиралась.
Не имея больше возможности вернуть потерянное силой своего авторитета, Константинопольский патриархат начал готовится к войне за умы людей. Необходимо было донести до прихожан, монахов и послушников, что именно Никейский обряд истинный, а латинский, суть есть насмешка над верой и Господом. В это же самое время в тысяче миль на запад, в стенах собора Святого Петра точно такую-же проблему решали сподвижники Папы Римского. И, как ты понимаешь, дорогой друг, избежать церковной войны не было уже никакой возможности.
В ход пошло вообще все: от разного толкования основных догматов и канонов, составляющих основы христианской веры, до такого важнейшего вопроса на каком хлебе, пресном или кислом, можно служить литургию. Послания Папы и Патриарха местным епископам рассылались едва ли не десятками. В них два величайших хранителя веры объясняли своим и чужим церковным иерархам, насколько важно отринуть заблуждения и поддержать того, кто верит в Единого Господа правильно и без ошибок.
И вот тут можно скатиться к простой мысли, что началась всеми нами любимая борьба за деньги и власть. Но. Нет. Деньги и власть, конечно же, были важны, но в конце XI века, когда оставалось всего половина шага до первого Крестового похода, вера всё-таки была значительно важнее. Для большинства монахов, священников и высших лиц христианской церкви начавшийся раскол был вещью глубоко личной и чрезвычайно важной. Они решали главнейший и важнейший вопрос всей своей жизни. Как лучше служить Господу и уберечь от геенны огненной свою душу и души своих прихожан.
В году 1054 от Рождества Христова стало ясно, что договорится, похоже, не удастся. Несколько лет жесточайшего противостояния и обвинений друг друга во всяческих грехах, вполне четко и объемно показали, насколько отдалились друг от друга никейский и латинский христианские обряды. Оказывается, уже давно различий у них было намного больше, чем у единой некогда христианской церкви и местных течений раскольников, которые она безжалостно подавляла в те далекие славные времена.
Ну и власть, конечно, отдавать было никак нельзя. Власть за умы и души прихожан. Ведь это именно то, что позволяло церкви не только защищать свою паству от Сатаны, но и просто продолжать существовать под небом этого прекраснейшего из миров.
К январю все латинские церкви в Константинополе и землях Вселенского Патриархата были закрыты, на что Папа, потеряв огромное количество своих сторонников на Востоке, ответил "Donatio Constantini". Документом, в котором говорилось о чудесном излечении императора Константина Великого Папой Сильвестром I и даровании Папе и Папству высшей духовной власти и назначении его главнейшим епископом над всеми остальными епископами. Ну и, конечно, там присутствовали Петр, Павел, личная благодать Господа нашего и многие другие чудеса.
Константинополь документа, конечно же, не признал, но, в общем, это было уже не важно. У Римского Святого Престола появился железобетонный аргумент для приведения к покорности все еще сомневающихся священнослужителей Западной Европы и повод ответить на закрытие латинских церквей своими репрессиями. И в этот самый момент, единая христианская церковь перестала существовать. Католики и православные, выбрав каждый свой путь, двинулись по ним, отдаляясь друг от друга с каждым годом.
Однако не нужно думать, что 1054 года стал точкой полного разрыва Западной и Восточной церквей. Это не так. Впереди их ждали крестовые походы, попытки объединения, прямая война, осады и грабежи. Но это, впрочем, уже совсем другая история.